А МОРЕ ЧЕРНОЕ...

“А море Черное ревело и стонало.

На лайнер с грохотом взлетал

За валом вал.

Как будто море

Чьей-то жертвы ожидало.

Стальной гигант кренился и стонал...”

Так пелось в строевой песне в мореходке и вот я увидел сие воочию. Не могу сказать, что это может доставить удовольствие..

Не зря наше море назвали Черным. Особенно оно страшно в зимнее время. Как только мы вышли в открытое море хлынул дождь. Море стало действительно черного цвета. Наш теплоход “Победа” носило по волнам, как пустой орех.

Переборки скрипели. Казалось, что корабль вот-вот рассыплется на части - и конец. Группа одесситов-горожан, человек пятнадцать, уже не раз попадавших в шторма, переодевшись собралась в салоне перекурить перед ужином. Корабль был пуст. Кроме нас и кое-кого из команды никто из кают не высовывался. Представляю, какими словами товарищи колхозники благодарили партию и руководство за такой подарок.

Юрка вынул колоду карт. Увидев карты к нам подошло несколько человек, но игра не получилась. Все скатывалось со стола. Приходилось каждый раз спасать то карты, то пепельницы, то стаканы.

Усидеть на месте тоже было трудно. Стулья носило от одного борта к другому. Наконец в салон вошла пышная дама по имени Зинаида. Представилась, культмассовой руководительницей поездки и пригласила нашу группу отужинать в этот вечер с капитаном .

В роскошной капитанской каюте стол и стулья не двигались. Были привинчены к полу. Подали коньяк, шампанское, черную икру, крабы, балычок. Стало спокойнее и веселее. Разговорились. Начали знакомиться. Обращала на себя внимание одна красивая пара. Он был высоким интересным мужчиной, а она - невысокого роста с аппетитной фигуркой и лицом, напоминавшим Марину Влади. Представились Ниной и Саней Патлис. Вне всякого сомнения они принадлежали к особой публике, которую называли цветом Одессы. Он был врач -гомеопат и работал в платной поликлинике, а его жена была в прошлом балериной.

Капитан расшаркался перед ними, очевидно был уже с ними знаком. Сосед по столу прошептал мне: - Саня - это бог. На прием к нему надо записываться за два месяца.

Гулянка закатилась за полночь. Я притащил гитару, которую взял с собой. Попел Высоцкого, Клячкина и несколько блатных песен. Потом пели хором и, наконец, разошлись по каютам. Ночь прошла без приключений. Мы с Юркой спали, как говориться, без задних ног.

К утру море утихло. Выглянуло солнышко и люди повылезали на палубу. Я в своей жизни не видел такого количества зеленых лиц. Это напоминало парад покойников.

И вот объявили завтрак.

Мы с Юркой попали за стол к двум деревенским семейным парам.Снова подали черную икру и прочие деликатесы.

Баба покрупнее, указав пальцем на черную икру, прошептала второй:

-А шо то такое?

Мужик, подцепив вилкой немного икры, сунул в рот и, прожевав, сказал с видом знатока:

-Похоже, рыбячьи яйцы. Только соленые.

Мы чуть не подавились селедкой. Потом мужики разлили всем из - под полы самогону.

Оказалась очень вкусная сливянка.

Постепенно морды стали приобретать естественный буряковый цвет. Путешествие начинало нравиться. За столами нестройно запели:

-“А помирать нам рановато”...

Мы с Юркой удалились, когда они пошли по пятой. Я выловил Зинаиду и попросил ее дать нам другое место в столовой. Через полчаса Зинаида нашла меня и зашептала:

-Вы все вчера очень понравились капитану и он решил, что вы с Юрой, Саня с Ниной и я будем обедать и ужинать с ним в капитанской каюте, если вы не прочь, конечно. По утрам капитан пьет только кофе, а к двум часам пожалуйте на обед. Только никому ни слова.

Во класс какой! Дорогой коньяк, икра и всяческие разные прелести. Такая поездка мне явно была по душе.

Время от выпивки до выпивки мы убивали за картами. Саня Патлис играл за нашим столом и выигрывал. Юрка злился. Проигрывать он не умел. Я играл от нечего делать. Мне было легко и хорошо. Желудок больше не беспокоил. Я пил и ел, как все нормальные люди, хотя три четверти моего желудка достались патологоанатому. Патлис сказал, что разрастется, и я успокоился совершенно. Саня обладал удивительным умением убеждать всех, кроме Нинки.

Не знаю, что происходило в их каюте, но то Санька выходил утром с царапинами на лице, то Нинка с фингалом под глазом. Правда, вели они себя на людях, как ни в чем не бывало, но чувствовалось, что там не все в порядке.

Как-то я присел покурить с Саней на палубе. Он был угрюм и чем то расстроен. Только я собрался расшевелить его, как вдруг из радиорубки донеслась джазовая музыка. Сара Уоун пела “Блюз-ноктюрн”. Саня спросил меня;

-Ты любишь джаз? Слышишь? Это Элла Фитцджеральд.

Я говорю;

-Ошибаетесь, милейший, это Сара Уоун. Джаз - мое хобби.

Саня оживился и заспорил. И покатилось... Он оказался меломаном и у него была большая коллекция записей. Мы с ним крутились в разных кругах любителей. Саня был знаком с такими одесскими китами - собирателями джаза, как Сан Саныч Пикерсгиль, Валя Габучо, Митрофанов.

Мои связи были на более низком уровне, но знаний у меня было не меньше. Я прочитал к тому времени много книг об истории американского джаза.

Итак, у нас нашлась точка соприкосновения. В Болгарии мы поскакали по магазинам пластинок, но интересного было мало. Саня купил пару дисков фирмы Балатон. Я знал, что у них записи плохого качества, еще хуже, чем на наших Апрельках. Теперь мы с Патлисом говорили в основном только о джазе. Прощупывали знания друг друга в разных областях блюза, рока, популяра. У Сани поставщиками музыки были капитаны, знакомые дипломаты. Меня снабжали только два знакомых судовых радиста, ходивших в загранку, да несколько спекулянтов.

Саня получал ту музыку, которую ему дарили, я же заказывал только то, что мне хотелось иметь по американскому музыкальному каталогу Шван. Сане больше нравился Синатра, мне – Бинг Кросби. Мы оба любили Эллу Фитцджеральд, Гарри Джеймса, Эррола Гарднера...

И говорили, и спорили без конца, забиваясь в безлюдные уголки, забыв о еде и обо всем. Только и слышалось:

-А ты знаешь “Караван” Эллингтона в аранжировке Джона Бузона?

-А ты слышал буги Джина Круппа? Вернемся, дам послушать...

Тем временем наступил Новый год.

Встречали мы его на холодных, безлюдных и потому хмурых Золотых Песках. Сначала нам показали гордость курорта - казино. Потом под навесом на самом пляже накрыли несколько длинных столов, за которые усадили всех пассажиров нашего судна.

Примерно час нудили болгарской самодеятельностью с песнями и национальными танцами. Поили ракией - болгарской водкой со вкусом капель датского короля. Затем дружно прокричали “С Новым годом” на болгаро-русском и отвезли на корабль.

После краткого захода в румынский порт Констанца, где я даже не сошел на берег, мы поплыли к родным берегам, прямиком в Сочи, оттуда в Ялту и, наконец, вернулись в Одессу.

Ничего экстраординарного на корабле не произошло, кроме того, что рано утром в Сочи, Саня с новой кровавой ссадиной на лице, разбудил нас с Юркой и потащил в хашную. Там я впервые отведал прекрасный хаш и выведав рецепт, сам изредка варю его и выпиваю рюмку в память о тех далеких днях, когда на теплоходе “Победа” началась наша дружба с Патлисом, сыгравшая огромную роль в коренном переломе моей жизни.

Как говорил наш капитан:

-  За каждым другом стоит товарищ.