БАНДАР БУШЕР

Я думаю, что сказки тысячи и одной ночи были бы намного красочней, если добавить красоту Тегерана - этой восточной жемчужины.

Нужно пройтись по главному широченному, забитому гудящими машинами бульвару Пехлеви с современными многоэтажными отелями, сверкающими мириадами стекол. Воистину Европа Востока! И вдруг, завернув за угол, столбенеешь при виде изящного старинного легкого минарета, выросшего в зеленом сквере двадцатого века. Взглянуть на ажур куполов мечетей, а затем войти в таинственный прохладный полумрак подземного города-базара, где горят бриллианты и висят тяжелые грозди золотых цепей в сказочном количестве.

И кажется, что вот - вот из-за угла появится Али Баба и подсобит своим разбойникам, хватающим тебя за руки и затаскивающим в свои лавки. Разодетые в цветные халаты и фески они превращались в радушных хозяев и угощали тебя душистым сладким чаем с пахлавой или куском пышной лепешки “барбари”. С заискивающими улыбками вываливали на прилавок горы сокровищ. Бери, дорогой! Почти задаром!

Ох, этот хитрый Восток. Как тут удержаться от соблазна? Помню в Одессе на Привозе один спекулянт из басмачей всегда хватал за рукава и шептал:

-Нигде дешевле нет. Вот тебе крест! Клянусь мамой!

Не успев заработать ни копейки, я купил дочке цепочку, Оле кольцо с рубинчиком и маме кулон. Просто денег не хватило на кинжал с камнями на рукоятке и часы с чеканным браслетом. А самовары! Такой конфигурации сверкающих медью самоваров ручной работы я не видел нигде.

Медные тазы самых причудливых форм и обитые медью сундуки дополняли картину пещеры острова сокровищ.

Из Тегерана нужно было лететь на юг Ирана в город Бандар Бушер на берегу Персидского залива, где на стройке офицерского поселка иранской военной базы работала группа израильских инженеров. Кто-то из этой группы должен был меня встретить в бушерском аэропорту.

Иранские летчики летали на юг по своему собственному расписанию. Самолет взлетел часа на два раньше, чем было указано, как только пассажиры заняли места.

А может я, не понимая персидского, сел не в свой самолет, но на Бушер, вроде, летел только один. Высунув нос из самолета я тут же понял, что совершил ошибку, согласившись на две с половиной тысячи долларов.

Такая безумная жара, духота и влажность стоили все десять. Разменная валюта в Иране называлась “туман” (сто реалов).Вот я и приехал за туманом.

Цепляясь за раскаленные поручни качающегося трапа я вбежал в охлажденную бетонную коробку аэропорта и услышал: -Женька!!!

Вот уж чего я не ожидал в этом конце мира, так это услышать свое имя на русском языке.

Оглянувшись, я увидел своего институтского приятеля Арика Гурского, который продолжал орать:

- Ребята, наши прибыли! Иван Иванович, подойди! Это мой однокашник, Женька! Ты от какого треста?

Я так опешил, что даже с ъ язвить не сумел, а только сказал:

-Погоди! Не зови никого! Я не наш. Я не советский.

Арик открыл рот и замер. Только секунд через пять у него прорезался дар речи:

- Не пизди! Забожись! Ты тоже уехал?

Тут подошли какие-то Иван Ивановичи. Стали пожимать руку. Знакомиться. Я вежливо извинился и потащил Аркашку в сторону:

-Не надо меня ни с кем знакомить. Ты пойми, тебе же будет хуже.

Мне не приходило в голову, что от этой встречи мог пострадать как раз я, а не он. Выяснилось это позднее, а пока он предложил подвезти меня на своей машине в Бушер. По дороге Арик рассказал, что он главный инженер на строительстве элеватора в Абадане в нескольких километрах от Бушера, что только что проводил в Одессу жену, приезжавшую его навестить. Что он, практически, хозяин на стройке и приглашал на бутылку, как только я определюсь. Дал свой телефон и мы душевно расстались.

У меня не было никакого желания вляпываться в политику, и я ему так и не позвонил. И, как оказалось, правильно сделал.

Все жизненные соки из меня вытекли, пока я нашел своих израильтян. Мне показали мою комнатку. Я включил кондиционер, торчащий в окне, и больше не выключал его до самого отъезда.

Израильским инженерам была отведена небольшая, обнесенная каменным забором территория, на которой стояли шесть бетонных коттеджей по три- четыре комнаты в каждом, с общей кухней, одним туалетом с душевой комнаткой. Вода подавалась жалкой теплой струйкой с шести до восьми утра и с шести до восьми вечера.

Не успел помыться - терпи до следущей подачи.

Туалетом служила глубокая дырка в бетонном полу рядом с душем. Главное – не поскользнуться и не влететь в дыру.

Эти коттеджи принадлежали зажиточным персам, сдававшим их в наем иностранным компаниям. Они сдавали и свои легковые машины. Мне достался персидский четырехдверный “Пекан”, принадлежавший начальнику местной полицейской управы.

Под треск и рокот кондиционера я проспал первую ночь не просыпаясь. Наутро, кое-как помывшись в душе, я познакомился с тремя соседями по дому Яри, Рафи и Джекобом и собрался позавтракать. В коридоре сидела старушка-персианка и прямо на бетонном полу резала какую-то зелень, пододвигая грязными босыми ногами отлетавшие кусочки и отгоняя наглых черно-синих мух.

Яри сказал, что это будет салат к завтраку. Тогда я спросил, как они такое едят?

Ответ был прост: - Выбора нет. В такую жару нужно есть побольше витаминов, а не нравится как готовит наша ханум, делай сам.

- Ничего, - сказал Яри, - через пару деньков будешь запихивать в себя все это, как миленький.

Он оказался прав. Я перестал обращать на это внимание ровно через день.

В каждом коттедже прислуживала своя босоногая “ханум”. Варила, стирала и убирала. За счет компании.

Строительная площадка находилась в пяти километрах и из коттеджа ехали каждый на своей машине. Утром солнца не было видно из-за скопления паров, но к машине нельзя было притронуться, не обжегшись о раскаленный металл. Одним словом - сауна. Днем и ночью духота и жарища.

Работать было не трудно. Целыми днями мы все сидели в прохладной конторе, а местные переводчики бегали с заданиями по стройке.

Хуже , если происходило ЧП и нужно было разбираться самому.

Под моим надзором была канализационная магистраль (мне везло на канализацию). Работало штук тридцать наемных курдов и надзорщик, выбранн ы й из них же. Я сказал “штук”, потому что людьми их назвать трудно. Закутанные по глаза в грязные косынки они были похожи на безликие привидения.

Траншею рыли в каменном грунте, работая кирками и лопатами. Техники не было. Ее привозили только в экстренных случаях. Сколько они получали - я не знал, да это меня и не интересовало. Краем уха я слышал, что на буханку хлеба в день хватало. Спали они вповалку на складах стройки. Иногда у них были свои разборки , и утром находили труп с топором в спине. Когда выбирали кого поздоровее и ставили надсмотрщиком, он тотчас надевал каску, брал кнут и начинал хлестать отстающих, долбивших слежавшийся веками силикат.

Магистраль была протяженностью в три километра и глубиной местами до десяти метров, а за неделю прорывали от силы метров двадцать, так что работы хватило бы на века.

Правда, никто большего не требовал. Работали с шести утра до шести вечера с перерывом от часа дня до четырех, когда оставаться на жаре было просто опасно.

Мы, инженеры и начальство, приезжали к девяти утра и уходили в шесть. Каждый из нас убивал время по-разному. Кто читал, кто дремал, кто слушал радио. Я ловил Кувейтскую англоязычную станцию, которая часто передавала джаз.

Вечером собирались на кухне поиграть в покер и пили . Хотите верьте, хотите нет, но пили водку. В такую-то жару!

Сначала я отказывался, но потом стал пить наравне со всеми. Быстрее уходило время, да и спать было легче.

Через месяц я стал стройнее, чем даже после операции желудка.

Американские инженеры работали посменно. Один жарился на Персидском заливе, другой неделю отсиживался в барах в Тегеране. Потом менялись. Мы, израильские, сидели на юге бессменно. Нас Израиль менял на нефть.

Четыре месяца отпотеешь, потом обменяв туманы на доллары в Тегеране у евреев на Фердуси (ростовщический район), лети себе на неделю в любую страну мира за счет компании.

Я летал к семье в Герцлию.

Как говорил наш капитан:

- Что в организм не влезет - унесем в бутылке...