НА ВОСТОЧНОМ БЕРЕГУ

Часто память уводит меня от последовательности событий и тормозится на тех событиях, о которых мне хочется рассказать, даже если это не имело никакого отношения к тем закруткам, в каких мне пришлось побывать.

Я решил съездить в Нью Йорк. Повидать знакомых. Встретиться с Юркой Крутянским, с которым не виделся больше десяти лет, и повариться в бурном ньюйоркском котле.

Юрка встретил меня в аэропорту. Облысел, постарел, но все тот же неунывающий Юрка. Как прежде, разговаривая, размахивал длинными руками. Та же широкая, размеренная походка. Та же манера говорить не торопясь, продумывая слова. Решили для начала поесть и выпить рюмку за встречу. Поехали в ресторан “Распутин”, где мы должны были встретиться с Саней Месманом, одним из владельцев ресторана. Столик для нас был накрыт, хотя посетителей в ресторане пока не было.

Месмана я знал еще по Одессе. Саня придти не смог и позвонил, чтобы нас приняли как следует. Мы с Юркой набрались вдвоем.

Когда мы, наговорившись, выбрались на улицу, Нью Йорк окутался туманом и показался мне серым, запущеным и довольно мрачным гигантом.

По плану Юрки весь следующий день мы провели за изучением Брайтона и его окрестностей. Ох, уж эта ньюйоркская Дерибасовская. Все идут не торопясь, плотным потоком. Очень важно. Одеты, как на выход. Шубы при любой погоде. Никто никого не замечает, но видят всё. Витрины вываливаются на прилавки. Все надписи по-русски. Говорят только по-русски, даже китайцы (или корейцы, кто их разберет). Здесь, по-моему, дают доллар за каждое английское слово.

В конце сороковых в Одессе мы получали посылки из Америки (американская помощь), такие вощеные коричневые коробки с галетами, консервами, сигаретами, жвачкой и другой мелочью. В одной из таких посылок был пластиковый дождевой капюшончик с надписью “ Made in Brooklyn ”. Я потом подарил его Оле, и все обращали внимание, когда она его надевала . Боюсь, появись она в нем на Брайтоне, со всех брайтоновских матрон попадали бы бри л лианты.

А сигареты! Когда на стадионе “Спартак” кто-нибудь закуривал американскую сигарету, все головы поворачивались в сторону ароматного дымка.

И жвачки. Дожевывались до вкуса резины.

-Жувачку хочешь?

-Не.

-Тогда я выплевываю.

И вот я в Бруклине. Как все в жизни меняется.

Сигареты не пахнут, жвачка на тротуарах, а капюшончики носят бездомные.

В одном маленьком продуктовом магазине толстая продавщица в бывшем белом засаленом фартуке развешивала в пластмассовых баночках красную икру из жестяного бочонка. Она накладывала ее ложкой, внимательно смотрела на стрелку весов, облизывала ложку, потом добавляла до веса. Затем , снова облизав ложку, начинала ту же процедуру с новой баночкой.

Я стоял прямо у прилавка и смотрел на нее, но, как видно, я для нее был человеком-невидимкой. Потеряв терпение я спросил, есть ли у них черный хлеб. Не отводя глаз от весов она ответила :

-Любой.

-А какой у вас черый хлеб?

-Как какой? Как белый, только черный.

Интересно, где торговкам выдаются такие морды? Почему все они неряшливы? Какие-то неприбранные. Тут же суетятся коротенькие, толстенькие потные мужья в таких же грязных фартуках с сигаретой в зубах. В одном из магазинов прямо при входе вывеска:

“ТИХО. ГОЛОВА БОЛИТ”.

Попадались и какие-то смутно знакомые лица. Человека три поздоровались со мной. Один даже спросил. ”Как дела?” В Нью Йорке я не был почти десять лет, так что про дела рассказывать не стал.

Одного я узнал. Мишка “Рыжий”, бывший дружок моего двоюродного брата Сашки. Правда , он был уже не рыжий, а белый, но я узнал его и тут же засмеялся, вспомнив историю, которую еще в Одессе рассказал про него Сашка. Сашка водил такси и как-то поехал с Рыжим искать блядюшек. Нашли одну “вафельщицу”. Для несведущих. В Одессе “вафельщицами” называют проституток, работающих “по-французски”, а проще, ртом. Заехали в глухой переулок, и она стала обрабатывать Сашку первым. Рыжий в нетерпении ерзал на заднем сидении и все время говорил :

-Давай же! Быстрее!

Тут проститутка отрывается от Сашки, поднимает голову и отрезает :

-Милый, я так наглоталась за день. Уже скулы сводит. Хочешь быстрее? Перелазь сюда и давай помоги, а я отдышусь. Будет быстрее.

Пусть ханжи простят меня за откровенность, но история правдивая, как на духу.

Вечером у меня был сюрприз. Каким-то образом Мила, моя соседка и подружка по Одессе , узнав, что я в Нью Йорке, тотчас же прискакала в отель и пригласила на вечеринку к своим друзьям. Я и сам хотел немного освободить Юрку от себя и согласился.

В квартире оказалось человек пятнадцать. Кроме Милки и ее мужа Гарика, я никого не знал. Сели. Выпили. Закусили.

Потом начали стихотворениться. Почти каждый писал стихи, и все читали по очереди. Стихи были самоделками , напоминали детские рисунки . Рифмовали ”тиски” – “соски” . Я аплодировал вместе со всеми. Затем Милка спросила:

- А вы как там, в Лос Анджелесе, собираетесь? Пишите чего?

Я в ответ:

-Была бы гитарка, я бы немного попел своего.

Гитару нашли быстро у соседа по дому. Я перестроил ее на свой хитрый лад и запел “Пахнет морем”, Когда я закончил петь в комнате повисла тишина.

-А еще есть?

-Есть,- говорю.

-Тогда, пожалуйста, положите гитару. Сделаем перерыв и выпьем. А после попоете еще, если можно.

Я согласился. Трое исчезли из комнаты. Пока мы пили-ели, они притащили видеокамеру. Установили. Потом, убрав стол и, рассевшись, как в зрительном зале, попросили меня начать сначала. Мой авторский концерт продолжался три часа. Расходит ь ся и не думали, хотя уже был третий час ночи. Просили еще и еще. Видеопленка давно закончилась, и я запросил пощады. Лос Анджелес я, кажется, не подвел..

На следующий день вечером гуляли у одесситов Валерки и Дони. Снова песни, снова пьянка. Днем Юрка возил меня по Нью Йорку.

Меня поражают контрасты этой громадины от чистоты Манхеттена до нечистот Бронкса. Город напоминает мне Москву или Питер, где все несутся. Именно не ходят, а несутся толпами по тротуарам, под землей, над землей.

В Бруклине все заняты, но никто не работает. У всех фудстемпы, пособия и золото на всех шеях, руках и ногах.

В Лос Анджелесе людей на улицах почти не видно. Все в машинах. Я был во многих странах и городах, но в трех городах я не рискнул бы сесть за руль. Это - Тегеран, Рим и Нью Йорк, хотя по статистике наибольшее количество автокатостроф в России, где автомобилей в процентном отношении к числу населения меньше.

И все-таки Нью Йорк - большой магнит. Я люблю этот город. Было очень больно, когда 11 сентября 2001 года я увидел в Стамбуле по телевизору, как эти... (трудно подыскать слово) врезались в здания Торгового центра.

Была б моя воля, я забросал бы атомными бомбами все террорист ские базы (явные и предположительные), без всяких демократических выкобениваний.

Я бы поймал любого террориста и пытал, показывая по телевизору детально всему миру, что на пути к небесным благоухающим садам Аллаха, нужно пройти через Ад.

Потом бы сделал переливание крови и продолжал пытки до тех пор , пока это не дошло бы до всех и всяких террористов, готовых разрушить цивилизацию.

Кто решил, что на Востоке нужна демократия и равноправие, тот не знает, что и сегодня в Узбекистане можно за тридцать баранов купить себе жену. И это после стольких лет коммунистической попытки уничтожить религию.

Ислам изменить нельзя. Когда это поймут – будет поздно...

Как говорил наш капитан:

- Без водки не раскусить.